Я облек свою биографию в форму «рассказов» из одной лишь щепетильности. Хотя я добросовестно старался ничего не присочинять, поручиться за историческую, то есть анкетную, доподлинностъ фактов, сохраненных памятью, не могу.

Я бы позавидовал тому, кто может точно сказать, какой была его жизнь. Я бы позавидовал и тому, кто сказал бы, какой была моя. У меня одно впечатление, у вас — другое.

И еще. Я не собираюсь заниматься самоанализом или судить самого себя: при этом я либо представил бы себя в выигрышном свете, либо, чего доброго, преувеличил собственные недостатки.

Все мы постоянно живем по меньшей мере в трех планах: мы такие, какие есть на самом деле; мы такие, какими себя воображаем; мы такие, какими хотим казаться.

Какие мы — неизвестно. Какими себя воображаем — заблуждаемся. Какими хотим казаться — обманываемся.

И выходит, что каждый из нас не один человек, а целых трое. И даже намного больше. Один в трех ипостасях — голова, сердце и живот (Платон). На вершине тетраэдра — Двойник, а в самых затаенных уголках нашего «я» копошатся еще и Другие.

На поверку каждый из нас уже сам по себе целое общество, царство, мир — вселенная в глубине колодца; неуемное внутреннее население, посреди которого, в конечном итоге, чувствуешь себя одиноким. И это рождает тревогу.

«Боги, избавьте меня от бесплодной тревоги» (Эсхил).

Тревога, сестра моего одиночества... ибо в конце пути нас ожидает смерть. А между тем и по сей день я весел и счастлив. Благодарю за это свою звезду.

Кто мы... что пережили... одному богу известно, «и, я его знаю, он этого нам не скажет» (Фейдо).

Я замечаю, что первые два имени, цитируемые мною, — Эсхил и Фейдо. Жизнь умещается между ними двоими. До Эсхила античные поэты считали необходимым разрабатывать тему сначала в форме трагической трилогии, затем эту же тему в четвертой части — сатировской драме — трактовали, доводя до абсурда. В самом деле, каждое событие жизни имеет свой абсурдный аспект.

Третье имя — Кафка: «Не принимать слишком всерьез».

В каждый момент своей жизни мы — Другие для себя и других. Человеческое существо — сплошная непредвиденность.

Моя мать казалась особой очаровательной, безалаберной и поверхностной; перед смертью мы увидели в ней степенность и сильный характер. Она предстала перед нами другой.

Наконец, мы считаем себя целым, на самом же деле мы только полчервя, который, толкаемый потребностью любви, ищет свою вторую половину. Восстановить червя — первейший из наших инстинктов. Мы половинки целого — двуполого существа. Воссоединившись, они составляют пару.

«Меза́, я Изе́, это я» (Клодель. «Раздел под южным солнцем»).

Выходя на сцену, мы, актеры, должны мысленно сосредоточиться на таких вопросах:

Откуда я? В каком я состоянии? Что буду делать?

Я постараюсь дать правильный ответ на первый вопрос. Придумайте ответ на второй. Что касается третьего — попытайтесь понять. Понимать — цель моей жизни. Вот почему я люблю призыв Ленина: учиться, учиться, чтобы действовать и понимать2.

Я отправляюсь в этот путь не удовольствия ради, — прошлое переполняет меня, и я послушен его приказу, — порою это действует благотворно. Роясь в своих воспоминаниях, я отобрал те из них, которые отложили свой отпечаток на мне как на медали и не нарушают единства моей темы; те, которые поддаются обобщению и полезны для всех — из братских чувств к читателю; наконец, те, что могут пригодиться мне и в дальнейшем... «Воспоминания для будущего» — почему бы и нет?

В театре — об этом речь пойдет впереди — каждым движет своя мечта и тайное желание, чтобы его личные ощущения разделило как можно больше людей. Актер хочет, чтобы в его груди билось коллективное сердце. Пусть будет так и в данном случае.

И последнее: когда гуляешь, случается остановиться. Постоять. Переменить цель. Полюбоваться видом, рассмотреть травинку или уйти в себя. Внезапно, без видимой причины, такое может случиться и со мной. И тогда я приглашаю вас сесть рядом: ради травинки, красивого вида или ради нас самих.